2,521 words
English original here
Возможно, самая впечатляющая западная традиция государственного строительства, по крайней мере в Новое время, принадлежит Пруссии. Разумеется, либерально-демократическая традиция, начатая Соединенными Штатами и Францией крепка, и она недаром сегодня господствует в нашем мире. Но величие Америки и Франции также объяснимо очевидным обстоятельством: огромной территорией и количеством населения. Для сравнения, небольшая Пруссия достигла успеха, пользуясь абсолютно мизерными ресурсами, возвысилась до уровня великих государств и способствовала основанию германской империи исключительно благодаря силе воли. Прусская «авторитарная» традиция, с её акцентом на иерархию, общину и воинскую доблесть получается противовесом по отношению к либерально-демократической традиции, которую мы сегодня принимаем за данность. Клаузевица и Карла Шмитта должны читать наравне с Джефферсоном и Токвилем.[1]
Самым известным прусским правителем является Фридрих II Великий, выдающийся политический реформатор и военачальник, который также полноправно приобрел репутацию политического мыслителя. Принимая во внимание, насколько редко встречаются глубокомысленные и думающие генералы и политики, Фридрих Великий заслуживает того, чтобы его читали молодые люди западных стран, когда ведут поиски своего наследия, национальных корней и полезного прошлого. Таким образом, я представляю интерпретацию нескольких важнейших философских и политических работ Фридриха II.
«Трактат о причинах установления или отмены законов» (Dissertation sur les raisons d’établir ou d’abroger les lois, 1750), [2], Фридриха, написанный после десятилетнего нахождения у власти и с трудом выигранной Первой Силезской войны написан очень понятно (только представьте, как это редко встречается!) и показывает огромную начитанность и знание истории.[3] Множество мыслей и аргументов Фридриха и по сей день остаются актуальными. Так как, по всей видимости, этот текст недоступен на английском, я буду его подробно цитировать. Трактат был представлен на суд общественности что довольно нетипично для правящего монарха, и таким образом подчеркнул философское знание короля и встряхнул европейскую дискуссию.
Идеальная форма правления по Фридриху II – это просвещенный абсолютизм. Он отмечает, что «отцы семейств» сыграли огромную роль в правовой системе на протяжении всей истории, как в роли законодателей, так и роли правомерных властителей хозяйств. По Фридриху, законы должны, формировать обычаи и обеспечивать соблюдение общественной морали, при этом, интересы сообщества ставятся выше интересов отдельного человека. Но также, эти непоколебимые законы должны быть гуманными, рациональными и доступными. Социальные конвенции должны быть изучены согласно этим принципам и соответствующе реформированы. Фридрих заключает двумя предложениями как примерами: уничтожением стигмы незаконнорождённости, которое позволит предотвратить нелегальные аборты, которые ведут к смертям как незаконнорождённого, так и матери, и панъевропейским запретом на дуэли, которые часто становятся причинами смертей полезных для общества граждан.
Для того, чтобы узнать, как нужно создавать законы, практичный Фридрих советует обратиться к истории:
Те, кто желают обрести точное понимание того, каким образом законы должны создаваться и отменяться могут хотя бы обратиться к истории. Там мы увидим, что все нации, имели определенные законы, мы также увидим, что эти законы были установлены последовательно, и что для людей всегда требовалась большое количество времени, чтобы достичь чего-либо приемлемого. Мы увидим, что законодатели, чьи законы просуществовали дольше других были людьми, для которых целью было общее счастье и кто лучше всех знал гений народа, которым они управляли.
Тогда, согласно Фридриху, история учит, что установление оптимальных законов требует терпения, чувства гражданского долга и гармонии с «гением народа», который также может быть назван национальным характером. Он оптимистично высказывает веру в разум, типичную для Просвещения: людям требуется время для установления законов, но, когда они оказываются установлены, законы обретают склонность к распространению. Этим и объясняется распространённость Римского права: «Эти законы оказались настолько хороши, что после уничтожения империи, они были приняты большинством цивилизованных народов».
Трактат Фридриха дает довольно впечатляющее описание эволюции права начиная с древних времен, и закачивая современным временем, оно охватывает древних египтян, греков, римлян, а также современные европейские государства – Англию, Францию и Германию. Он привлекает множество источников, которые он указывает в маргиналиях, включая Геродота, Плутарха, Тита Ливия, Цицерона, Тацита, когда пишет о древнем времени, и, в основном, французских историков, когда говорит о современности.
Основные положения, которые Фридрих извлекает из такого огромного исторического периода конечно, берутся не просто так. Они, по большому счету, вкрадчиво укрепляют его позицию в роли «просвещённого деспота» и прагматичного реформатора, заинтересованного, в частности в максимизации численности населения государства и его военной мощи. В дополнение «отцам семейств», говоря о развитии права, Фридрих, придает большое значение религии, и, что интересно, ростовщичеству. Поэтому он подробно говорит о Спарте, воинственном государстве, с которым часто сравнивали Пруссию.
Ликург, правитель Лакедемонян, использовал законы Миноса, к которым он еще добавил некоторые законы Осириса, которые он приобрел, путешествуя по Египту; в своей республике он избавился от золота, серебра, всех видов денежных единиц, лишних предметов искусства; он одинаково поделил землю среди граждан.
Законодатель, который намеревался создать воинов, не хотел, чтобы у них были какие-либо увлечения или страсть, которая бы ослабила их храбрость; для этого существовало сообщество жен, которое не позволяло гражданам привыкать к нежным и приятным узам брака; все дети воспитывались за счет государства. Если родители могли доказать, что их дети были рождены нездоровыми, им позволялось их убить. Ликург верил, что человек, который не способен нести оружие, не заслуживает жизни.
Он постановил, что илоты, кто-то вроде рабов, работали на земле, и что спартанцы могли заниматься только тем, что помогало им готовиться к войне.
Молодежь обоих полов принимала участие в борьбе; они тренировались полностью нагими на городской площади.
Приемы пищи были упорядочены, все граждане ели вместе.
Иностранцам было запрещено оставаться в Спарте, чтобы их обычаи и поведение не портили тех, которые установил Ликург.
Неумелые воры наказывались. Ликург намеревался создать военную республику, и он в этом преуспел.
Цель права: благовоспитанность & общественная безопасность
Фридрих утверждает, что законы должны содействовать «благовоспитанности и общественной безопасности». Он очень озабочен гражданским миром и говорит, что усилия французского канцлера Мишеля де л’Опиталя, направленные на увеличение терпимости и снижение напряженности между католиками и протестантами во время религиозных воин «стали спасением отечества». Законы могут иметь дело с политикой управление, нравами (преступность), гражданскими делами (договоры и ростовщичество).
Но по Фридриху, у законов есть не только негативное предназначение – пресечение преступных деяний и нестабильности, они также содействуют воспитанию благих обычаев и привычек. Следовательно, законы играют важную культурную роль. Он говорит: «законы – это дамбы на пути потока пороков, страх наказания должен заставить их уважать», но также они должны быть гуманны. Если у законов есть какая-никакая власть, то властитель должен защищать «величие законов». Иногда этого не происходит. Во времена Римской республики «развращение нравов» привело к постоянному умножению законов.
Среди лучших, по мнению Фридриха законов, приводятся законы двенадцати таблиц, которые были вдохновлены Солоном. Эти законы, кроме всего прочего, узаконили посмертное признание детей (в тех случаях, когда предполагаемый отец умер перед рождением ребенка) и разводы. «Эти законы были настолько беспристрастны и настолько справедливы, что ограничивали свободы граждан только в тех случаях, когда злоупотребление ими могло потревожить покой других семей или безопасность республики».
Несмотря на это, когда речь идет о том, какие индивидуальные свободы граждане должны получить и в чем должно заключаться равенство прав, Фридрих подчеркивает, что целью всегда должно быть общественное благо. Хотя многие ограничения личных свобод и «дискриминация» против групп граждан могут сперва показаться несправедливыми, но на самом деле, при ближайшем рассмотрении, окажется, что они служат для достижения общего благосостояния. С связи с этим, Фридрих упоминает германскую практику престолонаследования – первородство.
Кто бы ни стал изучать законы с философской точки зрения несомненно найдет множество таких законов, которые покажутся на первый взгляд несоответствующими естественному равенству, но которые, на самом деле, таковыми не являются. Позволю себе процитировать право первородства. Кажется, что нет ничего более справедливого, чем равное разделение отцовского имущества между всеми детьми. Однако, опыт показывает, что самые большие наследственные уделы, разделенные на множество частей со временем, приводили богатейшие семьи к бедности; это стало причиной, по которой отец скорее предпочитал лишать младших сыновей наследства, чем готовить свою династию к гарантированному упадку. И по этой же причине, законы, которые могут показаться тягостными и жесткими по отношению к отдельным людям, оказываются не менее здравыми, до тех пор, пока они приносят пользу всему обществу; целое, ради которого просвещенный законодатель жертвует отдельными частями.
Таким образом, дискриминация по отношению к младшим сыновьям, являясь по отношению к ним несправедливой, может быть оправдана тем, что она способствует непрерывному существованию династии. (Мимоходом отмечу, что некоторые утверждают, что традиция, согласно которой, семейное хозяйство передается старшему сыну способствовало прочной немецкой традиции ведения семейного бизнеса [известный миттельштанд]. В свою очередь, эгалитарный закон преемственности во времена Французской революции отвергал волю отца и предписывал равное распределение имущества между сыновьями. Поэтому, как правило поместья и земельные владения стали разрушаться. Некоторые винили эти законодательные нормы в катастрофическом и длительном спаде способности к размножению французов, буржуазные отцы стремились ограничить количество своих отпрысков для того, чтобы сохранить свои хозяйства.)
Несомненно, американские и французские революционеры не стали бы отрицать важность общего благосостояния, но Фридрих выражается более четко: общее благо должно идти перед личными интересами и узкими «правами». В этом, он вторит классическим философам, например, когда римский император и философ-стоик Марк Аврелий пишет: «Что улью не полезно, то пчеле не на пользу». […] Что не вредно городу, не вредит и гражданину».
Абсолютизм: реалистичный идеал
Фридрих приписывает значительную роль père de famille, отцу семейства, как в историческом создании права, так и в создании действующих законов сегодня. Свое историческое объяснение он начинает следующим образом:
Похоже, что отцы семейств стали первыми законодателями: нужда в установлении порядка в их домах несомненно заставила их создать внутренние законы. После этого, когда мужчины стали собираться в городах, законы этих отдельных юрисдикций оказались неприменимы к более многочисленному обществу […]
В этих городах стали нарастать беспорядки, были рождены новые пороки, и отцы семейств, будучи больше всех заинтересованными в подавлении этих непорядков, договорились, ради своей безопасности, противостоять этим бесчинствам.
Подходя к заключению, Фридрих представляет абсолютизм как одну из лучших форм правления, принимая в расчет несовершенную природу человека. Сначала он описывает утопию, в которой государство и законы, подобно часам, безупречно управляют обществом:
Совершенный свод законов являлся бы произведением искусства человеческого духа относительно государственной политики: можно было бы увидеть единство замысла и правил настолько пропорционального и выверенного, что государство, основанное на этих законах, напоминало бы часы, пружины которых были изготовлены для единой цели; можно было бы найти глубокое понимание человеческого сердца и гения народа; наказания были бы умерены, настолько, чтобы они поддерживались добрыми нравами, наказания не были бы ни слишком несущественными, ни слишком жесткими, четкие и точные постановления никогда бы не вели к правовым спорам; они бы стали отменным выбором всего лучшего, что было в гражданском праве, и в искусном и нехитром применении этих законов к обычаям народа; все было бы предсказано, все было бы объединено и ничто бы не стало причиной неудобств; но идеальные вещи не свойственны человеку.
Принимая во внимание несовершенство человека, Фридрих взамен предлагает абсолютизм как реалистичный режим. При абсолютизме, чувство гражданского долга правительства обеспечивается чувством семейственности с гражданами:
Если бы законодатели представили себя в роли отцов семейств, у народа бы появились основания быть удовлетворёнными: отцы семейств любили своих детей, принципы, которые они представили имели только одну цель – достижение счастья их семей.
Эта точка зрения во многом резонирует со взглядом эволюционной психологии, согласно которой чувство родства содействует проявлению альтруизма в узких группах и что семья находится в центре психологии человека.
Для того, чтобы подчеркнуть важность фигуры отца в праве, Фридрих приводит примеры из истории: для Солона отцеубийство было настолько невообразимо, что он даже об этом упоминает в своих законах, в то время как римляне сделали одно только намерение об отцеубийстве наказуемым смертью. Это не означает, что отец должен иметь неограниченную и тираническую власть, в связи с этим Фридрих также пишет:
Ни один закон не является более противным гуманности, чем право жизни и смерти, которое отцы имели над своими детьми в Спарте и Риме. В Греции, отец, который был слишком беден, чтобы обеспечивать свою многочисленную семью мог позволить лишним детям погибнуть; в Спарте и Риме, если ребенок рождался нездоровым – одно это обстоятельство позволяло отцу лишить его жизни.
Стоит заметить, что убийство новорожденных не было случайной прихотью отца, а скорее совершалось ради прагматичной общественной цели, например, ради евгеники, это обстоятельство могло подходить под критерий Фридриха о полезном законе, при его утверждении о том, что общественный интерес превышает личный.
Защита отцовской власти для Фридриха имеет значительный и личный характер, ведь его собственный отец Фридрих Вильгельм I, также известный как король-солдат был суров. Он часто избивал своего сына и казнил его лучшего друга (и возможно любовника), Ганса фон Катте за измену.
Безраздельная власть
Защита абсолютизма Фридриха вполне согласуется с его доводом относительно того, что монарх должен иметь безраздельную власть, в особенности, исключающую вмешательство парламента. Это позволяет суверену, не отвлекаясь, сконцентрироваться над созданием последовательных и понятных законов. Очевидно, будучи абсолютным монархом, Фридрих не мог быть беспристрастен, но его позиция была убедительно аргументирована. Фридрих подчеркивает разногласия между сенатом и народом, которые парализовали Римскую республику и пишет об Англии следующее:
Несмотря на то, что в Англии было множество толковых законов, возможно это та европейская страна, где они действовали меньше всего. Рапен де Туарас (французский историк) удачно замечает, что из-за недостатка власти, королевская власть постоянно противодействует власти парламента; они караулят друг друга, либо для того, чтобы сохранить свою власть, либо для того, чтобы ее расширить; это отвлекает короля и представителей народа от поддержания закона и справедливости; и в зависимости от текущих обстоятельств и событий эти беспокойные и бурные органы власти бесконечно меняют законы парламентскими актами; таким образом Англия оказывается в ситуации, когда страна требует реформы юриспруденции больше чем любая другая держава.
В другом месте Фридрих доказывает, что законы, устанавливаемые различными авторами, имеют тенденцию противоречить друг другу и быть непоследовательными.
Если в государстве, законы не собраны в едином сборнике, существуют такие законы, которые противоречат друг другу; так как они были созданы разными законодателями, которые не работали по одной программе, у них не будет единства, которое существенно и необходимо для всех важных вещей.
Он отмечает, что нет ничего хуже для законов, чем внутренние противоречия. Отсюда Фридрих всеми силами убеждает о необходимости кодификации, приводя множество примеров, начиная с Юстиниана, Альфреда Великого и заканчивая Людовиком IX.
После этого Фридрих недвусмысленно отвергает любую доктрину разделенного суверенитета или разделения власти между исполнительными и законодательными органами, подобно тем, которые могут быть найдены в работах Монтескье и американской Конституции. Несомненно, Фридриха было бы не удивить зачастую расплывчатыми и непоследовательными текстами, написанными сторонниками разделенного суверенитета, вне зависимости, от того, кто их писал, представители американского Конгресса или лидеры европейских саммитов.
Продолжение следует…
Примечания
1. Моя способность к изучению Прусской традиции значительно ограничена моим недостаточным знанием немецкого. Но что касается Фридриха, то мне повезло, так как я – счастливый сын французской нации, а великий король писал по большей части на французском. Это отражало первенство французов, так как французский был лингва франка восемнадцатого века, кроме того, Фридрих с энтузиазмом встретил Французское Просвещение или les Lumières. Чтобы узнать о других преимуществах изучения французского языка, смотри Guillaume Durocher, “Learning French with Jean-Marie Le Pen,” Counter-Currents, November 20, 2015.
2. As published in Johann Preuss (ed.), Œuvres de Frédéric le Grand (Berlin: Royal Printer, 1848), vol. 9, pp. . 9-37. http://friedrich.uni-trier.de/fr/oeuvres/9/toc/
3. Возможно, Монтескье оказал некое влияние. Фридрих дает понять в одном письме, что читал Размышления о причинах величия и падения римлян Монтескье. Несмотря на это, там не упоминает более известная работа французского писателя О духе законов, которая была опубликована примерно в тоже время. Но есть подтверждение, что Фридрих позже прочел О духе законов. Энн Байо и Брунгильда Wehinger отмечают несколько параллелей: право, как отражение последовательного развития человеческого разума (Монтескье: «Закон, говоря вообще, есть человеческий разум»), необходимость адаптации права к национальному характеру и текущим обстоятельствам; аккуратный подход к абортам и поддержание запрета пыток. Ann Baillot and Brunhilde Wehinger, “Frédéric II, Roi-philosophe et législateur,” HAL.archive-ouvertes.fr (2013). https://hal.archives-ouvertes.fr/hal-00788671/document
4. Работы Фридриха, по всей видимости, недоступны на английском языке. Французские и немецкие версии его законченных работ доступны в виде сканов и текстовых вариантах в Трирском университете. Впрочем, они доступны только постранично, а не по главам, из-за этого ссылаться на тексты не очень приятно.
Просвещенный абсолютизм:
Принципы законотворчества Фридриха Великого
English original here
Возможно, самая впечатляющая западная традиция государственного строительства, по крайней мере в Новое время, принадлежит Пруссии. Разумеется, либерально-демократическая традиция, начатая Соединенными Штатами и Францией крепка, и она недаром сегодня господствует в нашем мире. Но величие Америки и Франции также объяснимо очевидным обстоятельством: огромной территорией и количеством населения. Для сравнения, небольшая Пруссия достигла успеха, пользуясь абсолютно мизерными ресурсами, возвысилась до уровня великих государств и способствовала основанию германской империи исключительно благодаря силе воли. Прусская «авторитарная» традиция, с её акцентом на иерархию, общину и воинскую доблесть получается противовесом по отношению к либерально-демократической традиции, которую мы сегодня принимаем за данность. Клаузевица и Карла Шмитта должны читать наравне с Джефферсоном и Токвилем.[1]
Самым известным прусским правителем является Фридрих II Великий, выдающийся политический реформатор и военачальник, который также полноправно приобрел репутацию политического мыслителя. Принимая во внимание, насколько редко встречаются глубокомысленные и думающие генералы и политики, Фридрих Великий заслуживает того, чтобы его читали молодые люди западных стран, когда ведут поиски своего наследия, национальных корней и полезного прошлого. Таким образом, я представляю интерпретацию нескольких важнейших философских и политических работ Фридриха II.
«Трактат о причинах установления или отмены законов» (Dissertation sur les raisons d’établir ou d’abroger les lois, 1750), [2], Фридриха, написанный после десятилетнего нахождения у власти и с трудом выигранной Первой Силезской войны написан очень понятно (только представьте, как это редко встречается!) и показывает огромную начитанность и знание истории.[3] Множество мыслей и аргументов Фридриха и по сей день остаются актуальными. Так как, по всей видимости, этот текст недоступен на английском, я буду его подробно цитировать. Трактат был представлен на суд общественности что довольно нетипично для правящего монарха, и таким образом подчеркнул философское знание короля и встряхнул европейскую дискуссию.
Идеальная форма правления по Фридриху II – это просвещенный абсолютизм. Он отмечает, что «отцы семейств» сыграли огромную роль в правовой системе на протяжении всей истории, как в роли законодателей, так и роли правомерных властителей хозяйств. По Фридриху, законы должны, формировать обычаи и обеспечивать соблюдение общественной морали, при этом, интересы сообщества ставятся выше интересов отдельного человека. Но также, эти непоколебимые законы должны быть гуманными, рациональными и доступными. Социальные конвенции должны быть изучены согласно этим принципам и соответствующе реформированы. Фридрих заключает двумя предложениями как примерами: уничтожением стигмы незаконнорождённости, которое позволит предотвратить нелегальные аборты, которые ведут к смертям как незаконнорождённого, так и матери, и панъевропейским запретом на дуэли, которые часто становятся причинами смертей полезных для общества граждан.
Для того, чтобы узнать, как нужно создавать законы, практичный Фридрих советует обратиться к истории:
Те, кто желают обрести точное понимание того, каким образом законы должны создаваться и отменяться могут хотя бы обратиться к истории. Там мы увидим, что все нации, имели определенные законы, мы также увидим, что эти законы были установлены последовательно, и что для людей всегда требовалась большое количество времени, чтобы достичь чего-либо приемлемого. Мы увидим, что законодатели, чьи законы просуществовали дольше других были людьми, для которых целью было общее счастье и кто лучше всех знал гений народа, которым они управляли.
Тогда, согласно Фридриху, история учит, что установление оптимальных законов требует терпения, чувства гражданского долга и гармонии с «гением народа», который также может быть назван национальным характером. Он оптимистично высказывает веру в разум, типичную для Просвещения: людям требуется время для установления законов, но, когда они оказываются установлены, законы обретают склонность к распространению. Этим и объясняется распространённость Римского права: «Эти законы оказались настолько хороши, что после уничтожения империи, они были приняты большинством цивилизованных народов».
Трактат Фридриха дает довольно впечатляющее описание эволюции права начиная с древних времен, и закачивая современным временем, оно охватывает древних египтян, греков, римлян, а также современные европейские государства – Англию, Францию и Германию. Он привлекает множество источников, которые он указывает в маргиналиях, включая Геродота, Плутарха, Тита Ливия, Цицерона, Тацита, когда пишет о древнем времени, и, в основном, французских историков, когда говорит о современности.
Основные положения, которые Фридрих извлекает из такого огромного исторического периода конечно, берутся не просто так. Они, по большому счету, вкрадчиво укрепляют его позицию в роли «просвещённого деспота» и прагматичного реформатора, заинтересованного, в частности в максимизации численности населения государства и его военной мощи. В дополнение «отцам семейств», говоря о развитии права, Фридрих, придает большое значение религии, и, что интересно, ростовщичеству. Поэтому он подробно говорит о Спарте, воинственном государстве, с которым часто сравнивали Пруссию.
Ликург, правитель Лакедемонян, использовал законы Миноса, к которым он еще добавил некоторые законы Осириса, которые он приобрел, путешествуя по Египту; в своей республике он избавился от золота, серебра, всех видов денежных единиц, лишних предметов искусства; он одинаково поделил землю среди граждан.
Законодатель, который намеревался создать воинов, не хотел, чтобы у них были какие-либо увлечения или страсть, которая бы ослабила их храбрость; для этого существовало сообщество жен, которое не позволяло гражданам привыкать к нежным и приятным узам брака; все дети воспитывались за счет государства. Если родители могли доказать, что их дети были рождены нездоровыми, им позволялось их убить. Ликург верил, что человек, который не способен нести оружие, не заслуживает жизни.
Он постановил, что илоты, кто-то вроде рабов, работали на земле, и что спартанцы могли заниматься только тем, что помогало им готовиться к войне.
Молодежь обоих полов принимала участие в борьбе; они тренировались полностью нагими на городской площади.
Приемы пищи были упорядочены, все граждане ели вместе.
Иностранцам было запрещено оставаться в Спарте, чтобы их обычаи и поведение не портили тех, которые установил Ликург.
Неумелые воры наказывались. Ликург намеревался создать военную республику, и он в этом преуспел.
Цель права: благовоспитанность & общественная безопасность
Фридрих утверждает, что законы должны содействовать «благовоспитанности и общественной безопасности». Он очень озабочен гражданским миром и говорит, что усилия французского канцлера Мишеля де л’Опиталя, направленные на увеличение терпимости и снижение напряженности между католиками и протестантами во время религиозных воин «стали спасением отечества». Законы могут иметь дело с политикой управление, нравами (преступность), гражданскими делами (договоры и ростовщичество).
Но по Фридриху, у законов есть не только негативное предназначение – пресечение преступных деяний и нестабильности, они также содействуют воспитанию благих обычаев и привычек. Следовательно, законы играют важную культурную роль. Он говорит: «законы – это дамбы на пути потока пороков, страх наказания должен заставить их уважать», но также они должны быть гуманны. Если у законов есть какая-никакая власть, то властитель должен защищать «величие законов». Иногда этого не происходит. Во времена Римской республики «развращение нравов» привело к постоянному умножению законов.
Среди лучших, по мнению Фридриха законов, приводятся законы двенадцати таблиц, которые были вдохновлены Солоном. Эти законы, кроме всего прочего, узаконили посмертное признание детей (в тех случаях, когда предполагаемый отец умер перед рождением ребенка) и разводы. «Эти законы были настолько беспристрастны и настолько справедливы, что ограничивали свободы граждан только в тех случаях, когда злоупотребление ими могло потревожить покой других семей или безопасность республики».
Несмотря на это, когда речь идет о том, какие индивидуальные свободы граждане должны получить и в чем должно заключаться равенство прав, Фридрих подчеркивает, что целью всегда должно быть общественное благо. Хотя многие ограничения личных свобод и «дискриминация» против групп граждан могут сперва показаться несправедливыми, но на самом деле, при ближайшем рассмотрении, окажется, что они служат для достижения общего благосостояния. С связи с этим, Фридрих упоминает германскую практику престолонаследования – первородство.
Кто бы ни стал изучать законы с философской точки зрения несомненно найдет множество таких законов, которые покажутся на первый взгляд несоответствующими естественному равенству, но которые, на самом деле, таковыми не являются. Позволю себе процитировать право первородства. Кажется, что нет ничего более справедливого, чем равное разделение отцовского имущества между всеми детьми. Однако, опыт показывает, что самые большие наследственные уделы, разделенные на множество частей со временем, приводили богатейшие семьи к бедности; это стало причиной, по которой отец скорее предпочитал лишать младших сыновей наследства, чем готовить свою династию к гарантированному упадку. И по этой же причине, законы, которые могут показаться тягостными и жесткими по отношению к отдельным людям, оказываются не менее здравыми, до тех пор, пока они приносят пользу всему обществу; целое, ради которого просвещенный законодатель жертвует отдельными частями.
Таким образом, дискриминация по отношению к младшим сыновьям, являясь по отношению к ним несправедливой, может быть оправдана тем, что она способствует непрерывному существованию династии. (Мимоходом отмечу, что некоторые утверждают, что традиция, согласно которой, семейное хозяйство передается старшему сыну способствовало прочной немецкой традиции ведения семейного бизнеса [известный миттельштанд]. В свою очередь, эгалитарный закон преемственности во времена Французской революции отвергал волю отца и предписывал равное распределение имущества между сыновьями. Поэтому, как правило поместья и земельные владения стали разрушаться. Некоторые винили эти законодательные нормы в катастрофическом и длительном спаде способности к размножению французов, буржуазные отцы стремились ограничить количество своих отпрысков для того, чтобы сохранить свои хозяйства.)
Несомненно, американские и французские революционеры не стали бы отрицать важность общего благосостояния, но Фридрих выражается более четко: общее благо должно идти перед личными интересами и узкими «правами». В этом, он вторит классическим философам, например, когда римский император и философ-стоик Марк Аврелий пишет: «Что улью не полезно, то пчеле не на пользу». […] Что не вредно городу, не вредит и гражданину».
Абсолютизм: реалистичный идеал
Фридрих приписывает значительную роль père de famille, отцу семейства, как в историческом создании права, так и в создании действующих законов сегодня. Свое историческое объяснение он начинает следующим образом:
Похоже, что отцы семейств стали первыми законодателями: нужда в установлении порядка в их домах несомненно заставила их создать внутренние законы. После этого, когда мужчины стали собираться в городах, законы этих отдельных юрисдикций оказались неприменимы к более многочисленному обществу […]
В этих городах стали нарастать беспорядки, были рождены новые пороки, и отцы семейств, будучи больше всех заинтересованными в подавлении этих непорядков, договорились, ради своей безопасности, противостоять этим бесчинствам.
Подходя к заключению, Фридрих представляет абсолютизм как одну из лучших форм правления, принимая в расчет несовершенную природу человека. Сначала он описывает утопию, в которой государство и законы, подобно часам, безупречно управляют обществом:
Совершенный свод законов являлся бы произведением искусства человеческого духа относительно государственной политики: можно было бы увидеть единство замысла и правил настолько пропорционального и выверенного, что государство, основанное на этих законах, напоминало бы часы, пружины которых были изготовлены для единой цели; можно было бы найти глубокое понимание человеческого сердца и гения народа; наказания были бы умерены, настолько, чтобы они поддерживались добрыми нравами, наказания не были бы ни слишком несущественными, ни слишком жесткими, четкие и точные постановления никогда бы не вели к правовым спорам; они бы стали отменным выбором всего лучшего, что было в гражданском праве, и в искусном и нехитром применении этих законов к обычаям народа; все было бы предсказано, все было бы объединено и ничто бы не стало причиной неудобств; но идеальные вещи не свойственны человеку.
Принимая во внимание несовершенство человека, Фридрих взамен предлагает абсолютизм как реалистичный режим. При абсолютизме, чувство гражданского долга правительства обеспечивается чувством семейственности с гражданами:
Если бы законодатели представили себя в роли отцов семейств, у народа бы появились основания быть удовлетворёнными: отцы семейств любили своих детей, принципы, которые они представили имели только одну цель – достижение счастья их семей.
Эта точка зрения во многом резонирует со взглядом эволюционной психологии, согласно которой чувство родства содействует проявлению альтруизма в узких группах и что семья находится в центре психологии человека.
Для того, чтобы подчеркнуть важность фигуры отца в праве, Фридрих приводит примеры из истории: для Солона отцеубийство было настолько невообразимо, что он даже об этом упоминает в своих законах, в то время как римляне сделали одно только намерение об отцеубийстве наказуемым смертью. Это не означает, что отец должен иметь неограниченную и тираническую власть, в связи с этим Фридрих также пишет:
Ни один закон не является более противным гуманности, чем право жизни и смерти, которое отцы имели над своими детьми в Спарте и Риме. В Греции, отец, который был слишком беден, чтобы обеспечивать свою многочисленную семью мог позволить лишним детям погибнуть; в Спарте и Риме, если ребенок рождался нездоровым – одно это обстоятельство позволяло отцу лишить его жизни.
Стоит заметить, что убийство новорожденных не было случайной прихотью отца, а скорее совершалось ради прагматичной общественной цели, например, ради евгеники, это обстоятельство могло подходить под критерий Фридриха о полезном законе, при его утверждении о том, что общественный интерес превышает личный.
Защита отцовской власти для Фридриха имеет значительный и личный характер, ведь его собственный отец Фридрих Вильгельм I, также известный как король-солдат был суров. Он часто избивал своего сына и казнил его лучшего друга (и возможно любовника), Ганса фон Катте за измену.
Безраздельная власть
Защита абсолютизма Фридриха вполне согласуется с его доводом относительно того, что монарх должен иметь безраздельную власть, в особенности, исключающую вмешательство парламента. Это позволяет суверену, не отвлекаясь, сконцентрироваться над созданием последовательных и понятных законов. Очевидно, будучи абсолютным монархом, Фридрих не мог быть беспристрастен, но его позиция была убедительно аргументирована. Фридрих подчеркивает разногласия между сенатом и народом, которые парализовали Римскую республику и пишет об Англии следующее:
Несмотря на то, что в Англии было множество толковых законов, возможно это та европейская страна, где они действовали меньше всего. Рапен де Туарас (французский историк) удачно замечает, что из-за недостатка власти, королевская власть постоянно противодействует власти парламента; они караулят друг друга, либо для того, чтобы сохранить свою власть, либо для того, чтобы ее расширить; это отвлекает короля и представителей народа от поддержания закона и справедливости; и в зависимости от текущих обстоятельств и событий эти беспокойные и бурные органы власти бесконечно меняют законы парламентскими актами; таким образом Англия оказывается в ситуации, когда страна требует реформы юриспруденции больше чем любая другая держава.
В другом месте Фридрих доказывает, что законы, устанавливаемые различными авторами, имеют тенденцию противоречить друг другу и быть непоследовательными.
Если в государстве, законы не собраны в едином сборнике, существуют такие законы, которые противоречат друг другу; так как они были созданы разными законодателями, которые не работали по одной программе, у них не будет единства, которое существенно и необходимо для всех важных вещей.
Он отмечает, что нет ничего хуже для законов, чем внутренние противоречия. Отсюда Фридрих всеми силами убеждает о необходимости кодификации, приводя множество примеров, начиная с Юстиниана, Альфреда Великого и заканчивая Людовиком IX.
После этого Фридрих недвусмысленно отвергает любую доктрину разделенного суверенитета или разделения власти между исполнительными и законодательными органами, подобно тем, которые могут быть найдены в работах Монтескье и американской Конституции. Несомненно, Фридриха было бы не удивить зачастую расплывчатыми и непоследовательными текстами, написанными сторонниками разделенного суверенитета, вне зависимости, от того, кто их писал, представители американского Конгресса или лидеры европейских саммитов.
Продолжение следует…
Примечания
1. Моя способность к изучению Прусской традиции значительно ограничена моим недостаточным знанием немецкого. Но что касается Фридриха, то мне повезло, так как я – счастливый сын французской нации, а великий король писал по большей части на французском. Это отражало первенство французов, так как французский был лингва франка восемнадцатого века, кроме того, Фридрих с энтузиазмом встретил Французское Просвещение или les Lumières. Чтобы узнать о других преимуществах изучения французского языка, смотри Guillaume Durocher, “Learning French with Jean-Marie Le Pen,” Counter-Currents, November 20, 2015.
2. As published in Johann Preuss (ed.), Œuvres de Frédéric le Grand (Berlin: Royal Printer, 1848), vol. 9, pp. . 9-37. http://friedrich.uni-trier.de/fr/oeuvres/9/toc/
3. Возможно, Монтескье оказал некое влияние. Фридрих дает понять в одном письме, что читал Размышления о причинах величия и падения римлян Монтескье. Несмотря на это, там не упоминает более известная работа французского писателя О духе законов, которая была опубликована примерно в тоже время. Но есть подтверждение, что Фридрих позже прочел О духе законов. Энн Байо и Брунгильда Wehinger отмечают несколько параллелей: право, как отражение последовательного развития человеческого разума (Монтескье: «Закон, говоря вообще, есть человеческий разум»), необходимость адаптации права к национальному характеру и текущим обстоятельствам; аккуратный подход к абортам и поддержание запрета пыток. Ann Baillot and Brunhilde Wehinger, “Frédéric II, Roi-philosophe et législateur,” HAL.archive-ouvertes.fr (2013). https://hal.archives-ouvertes.fr/hal-00788671/document
4. Работы Фридриха, по всей видимости, недоступны на английском языке. Французские и немецкие версии его законченных работ доступны в виде сканов и текстовых вариантах в Трирском университете. Впрочем, они доступны только постранично, а не по главам, из-за этого ссылаться на тексты не очень приятно.